Уже ближе к середине рейса я не хотел этих денег: матрос промыслового флота рассказал о добыче рыбы

Я окончил курсы матроса в Мурманске пять лет назад, а пошел в море, потому что устал от постоянной нехватки денег. Я работал в охране одного ресторана. Когда пришла пора получать зарплату, и мне выдали на руки 22 тысячи, я понял, что так дальше продолжаться не может, запросы-то растут. Меня подтолкнул к идее ходить в море мой друг, который к тому времени работал на судах типа МРТК (самый маленький рыболовный траулер вместимостью 20 тонн) и зарабатывал в разы больше меня.

Сейчас я хожу коком на БМРТ (большой морозильный рыболовный траулер), ловим путассу. А расскажу я о том, как ходил матросом на филейщике на промысел трески. В обязанности матроса входит обработка рыбы на фабрике: от подъема трала до упаковки и укладки в трюм. Когда трал подняли на борт, рыбу ссыпают в специальные бункеры. Дальше рыба проходит через так называемые «головорубы» — стоят два матроса и пилят за круглым диском рыбьи головы, и не абы как, а аккуратным срезом.

После головоруба рыба поступает на «кишкодер» — это стол, где также стоят матросы и вспарывают животы. Далее она по транспортерам поступает в филетировочную машину, которая аккуратно снимает с неё филе. На этой машине также работает матрос, который контролирует, чтобы срез был ровным. Остается от нее только хвост и позвоночник, из которых делают рыбную муку.

После этого филе поступает на стол обработки. Очищенное филе по транспортеру едет дальше и попадает на упаковку, где работают 6-10 человек. Оно падает на весы, матрос взвешивает филе и определяет градацию от 1 (самая маленькая) до 5 (большой шмат). Филе пакуется в продолговатые коробки по специальной технологии, каждый ряд ровно укладывается и заворачивается в плёнку.

Когда камера заполнится, включают заморозку. Замороженное филе выбивают длинным шестом в форме буквы Т на транспортер к матросу, который пакует его на специальной машине, получается короб. Его сбрасывают в трюм по так называемой «улитке», где трюмный укладывает короба в соответствии с градацией. Когда трюм полностью забит, судно снимается с промысла и идет на место выгрузки, мы всегда выгружались недалеко от Шпицбергена на ФРИО. Транспортный рефрижератор, огромный плавучий холодильник, доставит наше филе покупателю в любую страну мира.

Самый первый мой рейс был на судне специального назначения, это был здоровый буксир, переоборудованный под научное судно. Работали мы в Охотском море.

Я помню, тогда я ошалел от того, насколько человек безалаберно относится к природе: в море сбрасывается весь мусор без разбору. На дне есть даже автомобили, которые в шторм вылетают с судна автовоза, потому что их плохо закрепляют на палубе. Зарядки от ноутбуков, пластик, холодильник, покрышки — это немногое из того, что нам впоследствии попадалось в трал.

Зарплаты зависят не от районов промысла, а от рыбы, которую вы ловите. Донные породы, такие как треска, пикша и прочие, намного дороже пелагических пород (минтай, селедка, путассу и др.).

На всех филейщиках, где я работал, ловили донным тралом донные породы рыб. Основная цель – это, конечно, треска и пикша. Но брали и морозили остальной прилов: сайда, морской окунь, палтус, зубатка.

Когда матрос приезжает на судно, он заступает на вахты. Мы работали вахтами 6/6 часов 3-4 месяца подряд, разумеется, без выходных. Сама работа чрезвычайно тяжелая. Так как контора, в которой я ходил, считается одной из самых «блатных», конкуренция очень серьезная. С улицы в нее почти нереально попасть, только по рекомендации. Меня рекомендовал знакомый капитан.

Если говорить откровенно, политика конторы такова: «Берегите механизмы, а людей мы пришлем». Те, кто ходит там давно, — свояки. Новенькие зачастую вообще не как люди, а как пленные немцы.

Никакой романтики там нет. Только однообразная и тяжелая работа. Сырость, холод и хронический недосып. Через пару месяцев ты просто превращаешься в ходячего зомби, я вот до сих пор не знаю, как я вывозил работу трюмного. При этом я работал на всех операциях, кроме филетировочной машины. Матросы — это затычки к любой бочке, разнорабочие.

О человеческом отношении начальства не идет и речи. Нам кэп сразу сказал: «Мне всё равно, ребята, я свой пай подниму на вас». Это означает, что если ты косячишь на работе, то ты можешь недосчитаться солидного куска зарплаты, например, тысяч двухсот.

Были случаи, когда люди просто от усталости падали на рабочем месте или не выходили на вахту, а потом поднимались на мостик и переводились в «пассажиры», потому что отказывались работать в таких условиях и по такому графику. Большинство, конечно, вывозило эту работу, но, поверьте, уже ближе к середине рейса я не хотел этих денег.

У меня никакого желания не было, кроме как поспать лишнюю пару часов. Люди вымотаны и озлоблены, нестыковки в работе часто приводят к перепалке. Но драк было не много — в море нельзя распускать руки. Я весь рейс бодался с рыбмастером, который хотел повесить на меня дополнительную работу.

Со сном все плохо, потому что вахты 6/6, как я уже говорил, работа очень тяжелая: качка, сырость, физ. нагрузки постоянные. Сменился ты в 12 часов ночи, а в 6 утра ты уже должен стоять на том же месте, при этом за 6 часов ты должен успеть в душ и поесть. А когда предвахты/подвахты, надо успеть просто поспать хотя бы два часа. Выходных-то нет, а усталость копится.

На судне стоит рыбная вонь. Она везде, поэтому душ надо принимать после каждой вахты, а то и домой на вещах ее увезешь.

Питание на филейщике отличное, кормили как в ресторане. Нутеллу ели ложками, заедали норвежским мороженым. Кормили как на убой: мясо, любые нарезки, сыры, супы, — и все разное каждый день. В плане кормежки и условий проблем не было. Большие каюты, жили по двое. В каюте душ, туалет. Бегать никуда не надо, в очереди стоять.

Средний срок рейса — 90 суток, иногда 120, если есть квота на вылов. Точно тебе никто и никогда не скажет, когда ты попадешь домой, потому что этого никто не знает: «рыба — дело водяное». Могут судно и отозвать с промысла, если рыбы долго нет, потому что нет смысла жечь дорогое топливо.

Позвонить домой всегда можно через спутник, связь платная и дорого стоит. Я никогда ни на одном пароходе ей не пользовался. У нас был кое-какой вай-фай, музыку не послушать, но ответить на сообщение хватало.

На филейщиках, где я ходил, мы в порты не заходили — выгружались прямо в море на транспортный рефрижератор. Так что весь рейс на пароходе. Но как-то раз заходили в порт по поломке двигателя, стояли неделю, ходили гулять в город, пили пиво, стояли вахты у трапа.

Очень плохо, когда температуришь или вообще что-нибудь болит. Здесь всем все равно. На судне говорят: «в море не болеют». Я сам стоял и шкерил рыбу всю вахту с 38,5. Есть суда на которых есть врач, на некоторых – нет.

Ты должен работать, через «не могу», но должен. Иначе можно снискать славу хренового работника, и в следующий рейс ты уже не пойдешь. Хочешь 200.000 в месяц? Работай через «не могу», и никого не волнует, что у тебя болит и что ты спал восемь часов последний раз месяца два назад.

Если человек умер на промысле, судно продолжит ловить рыбу, а труп завернут и положат в трюм. Там всегда минус 30. И отдадут тело, только когда судно пойдет на выгрузку. Если серьезная травма, как если, к примеру, матросу сломало ногу грузовым лифтом, то вызывают вертолет, и он везет его до ближайшего госпиталя.

Всегда очень ярко запоминается дорога домой. Этот момент, когда вы причалили и подъезжают автобусы со сменным экипажем, самый мной обожаемый. Когда ты хорошо заработал, ты вот-вот сойдешь на берег и сядешь в автобус, откроешь баночку Heineken и забудешь этот ад как страшный сон. Впереди свобода и отдых с друзьями. Но все равно, даже когда я приезжаю домой, привыкнуть трудно. В такие моменты, как когда в душе стоишь и держишься за что-нибудь по привычке — в море ведь качает постоянно. В режим входишь только через неделю, а то и две, мало спишь всё равно.